Как ни грустно, но следование Панофски в поиске скрытых символов вылилось в забытие его же постулатов, согласно которым для поиска смысла предметов надо сначала посмотреть как те же предметы изображены другими, а не приписывать предметам придуманные значения (попросту говоря, банан иногда просто банан, а стопа просто бокал для пива).

Борис Рушайло

О РЕМБРАНДТЕ, ОШИБКЕ ИСКУССТВОВЕДА И ЕЕ РАЗОБЛАЧЕНИИ

Случаются истории, которые иначе как странными не назовешь.

Одной из них является история об Аристотеле и числе ножек у мух — Аристотель ошибся, однако почти два тысячелетия его никто не поправил!

… История повторилась уже в наше время.

Михаил Соколов о бокале на картине Рембрандта

В 1992 году искусствовед М.Соколов в докторской диссертации (а затем и книге 1994 г.) мимоходом коснулся «Автопортрета с Саскией», где написал о бокале в руке Рембрандта как об эмблематическом предмете, который не является сосудом для питья, а служит для придания картине нравоучительного смысла:

«Разыгрывая с Саскией эпизод из притчи о Блудном сыне, Рембрандт в романтически-богемном духе бросает вызов ортодоксальному ханжеству, поставившему под запрет поэтику супружеской любви <…> метафоры Умеренности, уравновешивающие дионисийское настроение картины, можно найти здесь повсюду.

Например, Рембрандт-«гуляка» в «Автопортрете с Саскией» держит в руках длинный бокал-«флейту» (как он назывался в голландском обиходе того времени). 

Это отнюдь не столовый бокал для питья, но мерный сосуд с метками знак умудренного самообладания, эмблематичность которого подчеркивается и его диспропорционально огромной величиной» [М. Соколов, Бытовые образы в заподноевропейской живописи ХV–XII веков. Реальность и символика. М,1994. с.87]

***

Сразу же оговоримся — вопрос не в том, что увидел (почувствовал) зритель, а в тех аргументах, которые он использует. Это особенно интересно тогда, когда пишет авторитетный искусствовед и заключения его повторяются другими, хотя скажем фразу про «запрет поэтики супружеской любви», которая не допускалась ханжами понять невозможно — Саския была законной женой и притом любимой, разве что речь идет о запрете прилюдно сажать жену на колени? — но оставим это и обратимся к бокалу в руке Рембрандта.

…Эмблематичность предмета (исключая геральдику) означает, что изображенный предмет не используется по своему прямому назначению, а служит для образного выражения какой-то идеи (как серп и молот на Советском гербе или как храмовая утварь), причем особенность эмблематики в том, что едва ли не любое изображение служит эмблемой чего-нибудь: солнце, змея, посох, кольцо — тут надо добавить, что Соколов был последователем Панофски, который развил искусствоведческую теорию о наличии в картинах скрытых смыслов, понять которые можно лишь изучив все предметы, изображенные на полотне, и с тех пор фраза об эмблематическом значении «бокала не для питья» начала самостоятельную жизнь и широко тиражируется, особенно в лекциях по голландской живописи и Рембрандту в частности (так во всяком случае в России, если судить по многочисленным публикациям).

Однако суждение Соколова о бокале ошибочно, поскольку, как будет показано далее, Рембрандт на картине держит в руке просто бокал с пивом.

***

В приведенной выше длинной цитате из книги Соколова выделим определение бокала как «мерного сосуда не для питья» и покажем, что в руке «гуляки-Рембрандта» изображен обычный (бытовой) бокал для питья пива, широко представленный на картинах современников Рембрандта.

Но прежде одно замечание — в работе М. Соколова назначение бокала на картине обосновывается мельком ссылкой на работу «Polak A. Glass in Dutch Painting//Connoisseur. 1976 (october). P. 116—125.» [Полак А. Стекло в голландской живописи]; сама работа мне недоступна, поэтому проверить доводы автора не представляется возможным, из-за чего просто укажу на картины современников Рембрандта, где в бокал налито пиво — я полагаю, что сам бокал имеет одно и то же назначение независимо от художника.

Для начала разберемся с терминологией

В эрмитажной коллекции стекла имеется бокал (названный стопой) с поясняющим текстом «Стопы украшали нити стекла, наваренные в виде поясков» — очевидно, что такой же бокал изображен и на «Автопортрете».

Мода на такие бокалы пришла в Голландию из Германии в конце 16-го века, где такое стекло называли лесным стеклом из-за его зеленоватого цвета (для производства «лесного стекла» использовался дуб и массовое истребление дубовых лесов вызвало даже запрет на производство «лесного стекла»!).

А термин бокал-флейта (или флейт-бокал) в том же каталоге Эрмитажа и других изданиях используется для обозначения конусовидного бокала и именно из такого флейт-бокала пьет «Весельчак» Хорнхоста (1627) из собрания Эрмитажа.

Но конусообразный бокал не может иметь меток и служить мерной емкостью, а стопа может, хотя и не в привычном нам назначении — в том же эрмитажном каталоге о назначении полосок говорится:

«Возможно, во время цеховых праздников стопы использовали как застольные чаши, и пояски отмечали, сколько должен был выпить каждый сотрапезник».

Забегая вперед добавим, что разные бокалы использовались для разных напитков: флейт-бокал для красного вина, а из стоп пили пиво!

Теперь о картинах

Следующим шагом будет найти картины современников Рембрандта, на которых стопа используется именно для питья пива.

Начнем с картины из Тениерса мл из собрания Эрмитажа

Не менее выразительны две картина с бокалом-стопой ван Остаде, на которых пиво налито в тот же бокал, что и на картине Рембрандта

И напоследок еще одна эрмитажная картина

К слову сказать, офорт Моленара точно отвечает иконографии «Пир блудного сына», включая музыканта, разве что клиент ненадолго не обнимает шлюху, лезущую ему в карман (правда этот потрепанный гуляка ничем не напоминает роскошно одетого блудного сына) …

Кстати говоря, бокал на «Автопортрете» и картинах Остенде и Моленара примерно одного размера да и флейт-бокал не меньше, но никто не посчитал их «огромными».

Между прочим, на заре 20-го века немецкий искусствовед Буркхадт писал, что «в бокале на «Автопортрете с Саскией» не благородное шампанское, а плебейское пиво» [О. Тилкес. Истории страны Рембрандта — М.: Новое литературное обозрение, 2018. —1048 с.: ил., с.940].

Думаю Буркхадт прав, так как вина — питье знати, а Рембрандт простолюдин; пиво же в Голландии пили все (включая женщин и детей) и пили помногу:

«Основным напитком было пиво, которое в неограниченном количестве пили мужчины, женщины и даже молодые девушки из стоп, стаканов, а простонародье — из глиняных кувшинов. У богатых горожан популярность приобрело вино. Его импортировали из Рейнской области и из Франции, в особенности из Анжу и Бордо. Белое вино наливали в пузатые рёмеры. Для красного вина использовали высокий узкий конусовидный кубок с ножкой в виде балясины, прозванный «флейта». Английский дипломат Темпл так объяснял пристрастие нидерландцев к спиртному: «В своей полной ограничений жизни этот народ имеет только одну радость и позволяет себе только одну роскошь — алкоголь, без которого бы они казались жалкими и несчастными, даже достигнув настоящего богатства».

[Эрмитаж.ОМП.Статья «Золотой век» Голландии.Повседневная жизнь. Развлечения.]

Думаю, Панофски бы меня поддержал в нахождении определения, для каких напитков какие бокалы использовались!

А теперь обратимся к «завтракам» малых голландцев, на которых стопа с пивом встречается постоянно, как у Питера Класа и Хеды

Но особо выделим картину ван Бейерена

Особо потому, что она приведена в кн. Н.Дмитриевой «Краткая история искусств», вып.2, 1975,с.196), где М.Соколов мог ее видеть — книга Дмитриевой много лет была в числе учебников будущих искусствоведов, причем на картине изображен именно «плебейский завтрак» с селедкой и пузатым глиняным сосудом для пива в отличии от изысканных завтраков Класа и Хеды — словом, завтраки писались на любой вкус и достаток и даже, для немногочисленных ярых протестантов, превращались в ванитос дорисовкой черепа, свечи и/или часов (клиент всегда прав!).

Как ни грустно, но следование Панофски в поиске скрытых символов вылилось в забытие его же постулатов, согласно которым для поиска смысла предметов надо сначала посмотреть как те же предметы изображены другими, а не приписывать предметам придуманные значения (попросту говоря, банан иногда просто банан, а стопа просто бокал для пива).

Так просто?

Да. Так просто.

**

Но если картина не содержит морали, то о чем она?

Да все о том, о чем была триста лет — о любви и счастье поднять бокал за любимую женщину, но об этом не здесь, ибо в этой статье я хотел рассказать не о самой картине, а об одной ошибке и ее разоблачении.

**

Все-таки достойно удивления — человек ошибается в диссертации, затем в книге, затем его ошибка тиражируется более тридцати лет и никому в голову не придет открыть учебник Дмитриевой или полистать альбомы или сходить в Эрмитаж или Пушкинский или погуглить и сказать, что «Король голый!».

А ведь за это время выросло несколько поколений искусствоведов, регулярно рассказывающих о голландцах и Рембрандте и год за годом повторяющих об эмблематическом бокале не для питья как символе Умеренности (напрашивается «и аккуратности», но этого Соколов не написал — правда не всякое слово пишется!).

… История с Аристотелем закончилась тем, что Линней в конце 18-го века поймал муху, сосчитал ножки и поведал о своих наблюдениях стране и миру.

 Я как Линней, только труба пониже да дым пожиже.

Как именно Линней опровергал Аристотеля не знаю, но если бы меня спросили, какой вариант хуже — один раз крупно ошибиться или много лет бездумно повторять чужие слова я бы ответил, подражая отцу народов, «оба хуже!».

08.09.23